Годы революции и гражданской войны. Вторая часть воспоминаний Панова Ивана Степановича

Годы революции и гражданской войны. Воспоминания И.С.Панова

Первую часть воспоминаний И.С.Панова читайте здесь.

Вверх по реке Унда от Ундино-Поселья то на одном, то на другом берегу реки расположились казачьи или полуказачьи села. А такие села, как Новотроицкое и Унда значились казачьими станицами, где верховодили казачьи атаманы, наделенные большими гражданскими и военными правами. Казаки были царской опорой в Забайкалье. По зову царя они могли выступить немедленно для подавления народного волнения. В гражданскую войну казаки выступали на стороне белогвардейского атамана Семенова и участвовали в различных операциях против красных партизан.

В Ундино-Поселье было волостное управление. Волостной старшина избирался. Дела в волости в основном вел волостной писарь. Писарем служил только грамотный человек, причем с очень хорошим, красивым почерком. Власть в волостном правлении осуществляли – Старшина, Стражник и Поп. Надо сказать, что взаимоотношения между казаками и жителями Ундино-Поселья были такими же, как они показаны в романе «Даурия»  (автор романа К.Ф.Седых).

Карта участка реки Унда от Балея до Ундино-Поселья

Жители Ундино-Поселья твердо встали на сторону революции. Из добровольцев села был сформирован партизанский кавалерийский эскадрон, который входил в состав партизанского полка. Полком командовал герой гражданской войны Макар Якимов. У ундино-посельцев ненависть к царскому режиму, видимо, передавалась по крови из поколения в поколение. Красными партизанами были все мои братья. Старший – Егор, воевал в качестве помощника командира эскадрона. Партизаном был и дядя бабы Клавы - Кирилл Иванович Скрипченко. Отец мой, Степан Иванович, арестовывался белоказаками. От расстрела его спас знакомый казак, житель казачьего села «Усть-Макарова».

Все жители села дружно боролись против белогвардейцев или с оружием в руках, или помогали, чем могли: мясом, овсом для лошадей, данными разведки. Для партизан организовывали всестороннюю встречу, а когда село занимали белые, то прикидывались ничего не знающими. Ундино-Поселье из рук в руки переходило несколько раз. Белоказаки постоянно угрожали расправами, обещали сжечь село. Ундино-посельцы были дружными и упорными. Они даже отказывались подчиняться белым властям. Так же, как показано в романе «Даурия», на Ундино-Поселье делали внезапные налеты два карательных отряда, отличающиеся особой жестокостью. Помню, командовали первым отрядом два полковника Шергин и Никольский. И если в романе показано, что атаману дали 25 плетей, то жителю Ундино-Поселья Толочкину Николаю каратели нанесли нагайками 100 ударов. Говорили тогда, что Николай стонал, кричал, ругался до 50 ударов, а потом замолчал – был без сознания. Спина его и ягодицы представляли кусок окровавленного мяса. Долгое время он мучился.

Каратели занимали помещение волости. Солдаты этого отряда под видом обысков занимались грабежом. Они ходили по домам и лазали в сундуки, а что попадало хорошее, незаметно забирали. И к нам заявился солдат. Он долго рылся в сундуке матери. Помню, ему тут ничего не досталось. Мать все, что было в сундуке хорошего, убрала. От нас солдат отправился к соседям Павловым. Соседка, Анисьей ее звали, в это время в стайке корову доила. Солдат пришел в стайку и попытался Анисью изнасиловать. Но она не растерялась, взяла стульчик из-под себя и трахнула солдата по голове, расперла его.

Анисья пришла к нам и с возмущением рассказала об этом случае. Вот тут я и выскочил: «Я знаю этого солдата! Он от нас к вам ушел». Анисья и говорит: «Вот и хорошо, что знаешь, пойдешь со мной свидетелем, я пойду заявлять». Через некоторое время она пришла за мной.

Пришли мы с ней к волости. Ее позвали в помещение, и я за ней. В помещении сидел солдат за пулеметом. Он как закричит на меня: «А ты куда прешь?»  Я пулей вылетел обратно на улицу, но скоро меня позвали. Вот тут я растерялся. В строю стояло 10-12 солдат. Офицер меня спрашивает: «Который?» А мне казалось, что они все одинаковые. Анисья подталкивает меня локтем, пытается подсказать. Офицер крикнул на нее: «Ты, тетка, брось подсказывать, а то всыплю тебе 25». Но обошлось, виновника я узнал. Офицер определил солдату наказание – 25 плетей и нас отпустили. Анисья ушла домой довольная – виновника накажут, а я остался недалеко от волости. Мне любопытно было, хотелось узнать, как его накажут. Я считал, что наказания не будет.

Действительно, буквально через несколько минут солдаты вывалили из помещения с хохотом. Смеялся и «наказанный». Солдаты окружили его и ржали как кони. Они кричали: «Но как она, тетка то, хороша?». Я хоть и молоденьким тогда был, но понял – никакого наказания нарушителю не было.

Второй налет каратели сделали, когда жители села отказались выделить конные подводы для белогвардейцев. И опять была порка. Каратели собрали все мужское население и построили в одну шеренгу против здания волости. Перед строем поставили два станковых пулемета. Офицер громко прокричал: «Но дадите подводы?». Строй дружно ответил: «Нет, не дадим!».

Тогда офицер со злостью заявил: «Хорошо, тогда будем пороть  каждого десятого». Он отсчитал и десятым оказался наш сосед Евгений Павлов. Сразу же два солдата-палача начали хлестать Евгения нагайками. Он был молоденький, закричал на всю улицу. Тут женщины сбежались, закричали: «Что же это делается, даже детей избивают!». Строй не выдержал, крикнул: «Ладно, дадим подводы!». Много подвод жители села вынуждены были выделить белогвардейцам. Их здорово прижали революционные войска, и они вынуждены были удирать в Китай. Вот для этого им и нужны были эти подводы. Однако убраться карателям из Забайкалья не удалось. Партизаны напали внезапно на центр этих карателей и уничтожили их почти всех. Спастись удалось только единицам. Хорошо отомстили палачам за издевательства над мирными жителями.

В этом бою партизаны захватили много ценного оружия, в том числе пулемёты и артиллерийские орудия. Это была крупная и решающая победа партизан. Партизанский полк после боя прибыл в Ундино-Поселье на отдых. Они были радостно возбуждены. Миша Толочкин, племянник Николая Толочкина, даже кровь с рук не смыл. Рассказывали тогда, что он врывался в помещения к карателям и полосовал их кинжалом. Да, он мстил за дядю.

На другой день после разгрома этого крупного белогвардейского гнезда, местные казаки арестовали офицеров и сдались партизанам. Казаки ехали по улице Ундино-Поселья с поникшими головами. Жители села вышли на улицу и кричали казакам: «Тю, сожгли, тю, сожгли!». Казаки были обезоружены. Им оставили только холодное оружие (клинки) и сказали: «Оружие себе будете добывать в бою с белогвардейскими войсками».

Казаки, как и ундино-посельцы, занимались хлебопашеством, разводили скот. Так же вели хозяйство. Правда, ундино-посельцы отличались трудолюбием, почему и жили богаче. В языке была какая-то разница, точнее не в языке, а в произношении слов. Если волжане и уральцы окают, то забайкальские казаки и окают, и ёкают, причём выразительнее. У ундино-посельцев было какое-то пренебрежение к казакам. Например, считалось позорным жениться на казачке, или ещё хуже – выходить девушке замуж за казака.

Вид на долину реки Унда и край села Ундино-Поселье (вверх по течению).

Фото Р.Гордеева

Дразнили как-то странно друг друга (конечно, этим занималась молодёжь). Мы их называли – «гуранами», а они нас «козлами». Какая разница? У тех и у других были общие интересные выражения: тажно (тогда), паря (друг), морошно (облачно), холодай (выходная рубашка, сорочка), запон (фартук), адали (как будто, похоже), любо (хорошо, приятно).

Были в Ундино-Поселье и интересные прозвища. Многих почему то называли не по фамильно, а по прозвищу. Нашего соседа Никиту Павлова называли Никита-стрелок. Или вот такие были прозвища: кукушка, жеребушка, белолапка, кипяток, оргал, голыш, одного даже богом звали.

Молодежь и ее вкусы

Молодёжь в селе собиралась вместе очень редко, только в зимнее время на вечёрках. Весной, летом и осенью было не до этого. В это время посевная, сенокос, уборка урожая. В зимнее время свободных вечеров было больше, и парни организовывали вечёрки.

Они сзывали девушек на вечёрку так: подходит паренёк к окнам дома и громко кончит: «На вечёрку!». Так громко, чтобы и родители слышали, иначе отец и мать могут сказать: «Откуда ты взяла, что сегодня вечёрка, мы что-то не слышали». Культуры на этих вечёрках не было никакой. Гармонист играл на гармони, парни плясали или танцевали с девушками подгорную или кадриль (тогда говорили кадрель). Все парни и девушки в ичигах - это самодельная обувь, сшитая из кожи. В сапогах парня или в щеблетах девушку тогда на вечёрках встретить было невозможно. На вечёрках были странные обычаи. Вот хотя бы такой: один из парней берёт девушку за руку, подводит к русской печке и кричит: ковать! Все парни подхватывают: «Ковать, ковать!» И начинается. Кто-то начинает перечислять операции, которые выполняются при ковке лошади: «Завести в станок!» Парень целует девушку. «Раскалить подкову», опять целует. И так продолжается до тех пор, пока не закончатся все операции. Парень целует девушку после каждой операции.

Дом, а точнее избу нанимали ребята. Помню у двух пожилых женщин, которые в основном этим и жили. Одну называли "Хромушей", вторую "Березихой. Жили они на разных улицах. Площадь в избе была очень маленькой. Тут же размещалась и хозяйка «Хромуша». Она действительно была хромая. Всю вечёрку хозяйка посиживала на кровати, тут же, где танцевали. В избе дым коромыслом и в прямом и в переносном смысле. Пляски и танцы почти не прерывались, жара неимоверная, с гармониста пот лил, он буквально надрывался, отдыхать ему не давали. Тут же почти все парни курили.

Расставленные у стен скамейки занимали девушки, а парни почему - то садились девушкам на колени. Бывало, у дверей завязывалась драка, клубок дерущихся выкатывался на улицу, во двор и там она чем-то оканчивалась. Чаще всего тем, что кого-то избивали.

Но, а если драка переходила в битву в избе, то наступала уже паника среди девушек. Кто то выбивал окно и все, кому удавалось, в это окно выпрыгивали. Драки у молодёжи, точно так же, как показано в романе «Даурия», происходили из-за девушек. Не знаю, как где, а в Ундино-Поселье иногда драки были ужасные. Нередко они переходили буквально «в боевые действия», сходились «стена на стену» или «сторона на сторону» с одного берега реки на другой…

Вспоминаются ещё «святки». Святки - это что-то вроде той же «вечёрки», но проводились они в единственное время, в рождественские дни. Хорошо помню, что было на святках. Там много пели, водили хороводы. Одного из парней сажали на табуретку на средине комнаты. Девушки и парни брались за руки, ходили вокруг этого сидящего и пели: "Сиди-и дрёма, сиди-и дрёма, сама дремлет, сама спит. Вставай дрёма, вставай, дрёмушка, проснись, пробудись. Выбирай, дрёма, кого хошь, кого хошь» и так далее. Такие святки проводились, когда я и мои сверстники были маленькими. Нам было интересно бывать на этих святках, но там и без нас было тесно и нас всегда выгоняли. Но мы снова лезли. Тогда нас безжалостно выбрасывали. А там было красиво, и мы завидовали. Когда мы подросли, этих святок уже не стало, ибо это было связано с религией.

Третью часть воспоминаний Панова Ивана Степановича читайте в этой статье