О родословной нашей семьи. Четвертая часть воспоминаний Панова Ивана Степановича

О родословной нашей семьи. Воспоминания И.С.Панова

Предыдущую часть воспоминаний можно прочитать здесь.

Наши предки

Мой (имеется ввиду, конечно, дедушка Ивана Степановича) дедушка Панов Иван умер, когда меня ещё не было. Бабушка, его жена Екатерина, жила очень долго, была долгожительницей. Она умерла в 1930 году в возрасте 104 лет. Последние годы жизни она ходила, согнувшись. Я хорошо помню, как будучи маленьким, задал ей вопрос грубовато: «Бабушка, ты почему загнулась?» Она ответила: «Мы с дедом Иваном жили очень бедно, много копали землю лопатой, вот я и натрудила спину».

Видимо, мой прадед, а может быть ещё прапрадед был сослан сюда, в Забайкалье, за какую-то провинность из центральной России, может быть, и с Урала, здесь много Пановых (воспоминания дед писал в Каменске-Уральском). У моего деда было три сына – Леонтий, Фёдор и Степан, и три дочери – Акулина, Варвара и Евдокия. Говорили, что братья Ивановичи выбрались из нужды, из бедности, в основном, благодаря высоким урожаям, которые были в течение трёх лет подряд. В дальнейшем хозяйства Фёдора и Степана стали по-настоящему крепкими. Фёдор даже лавку открыл. У Леонтия, видимо, хозяйство было послабее, да и погиб он где-то, в каком-то обозе на заработках, рановато.

Когда меня принимали в партию, был задан вопрос: «Какое хозяйство у отца?». И когда я рассказал, то засомневались – не кулак ли. Приём был отложен и сделан запрос по месту жительства.

Принят я был в партию только тогда, когда поступила бумага о том, что хозяйство Панова Степана Ивановича середняцкое. Мои дедушка и бабушка по линии матери были Макаровы. У дедушки Василия, отца моей матери, было немало странностей. Он поднимался утром очень рано и ходил по селу, проверял, поднялись ли его дочери и зятья. Приходил и видел, что у зятя печка топится и он сам на ногах – хвалил. Но если заставал спящими – возмущался и даже кричал: проспите всё, падры! Он был богомольный, много ходил по разным сёлам и районам, так где-то умер, потерялся с концом.

Возможно, прадед или прапрадед бабы Клавы был сослан тоже из центра России. Фамилии Гордеевых есть везде, в том числе, и в Москве.

Дедушка бабы Клавы Лука Абакумович и бабушка Настасья были моложе моих деда и бабушки. Когда мы поженились, они были ещё бодрыми. Дедушка и бабушка бабы Клавы по линии матери имели фамилию Скрипченко, значит, их предки были с Украины.

Дедушка Иван Скрипченко и бабушка Иваниха, почему то её все так звали в деревне, были интересными людьми. Жили они в молодости бедно, в нужде. Но вот как то Ивану удалось выбраться из бедности. У него появилось своё порядочное хозяйство, различный скот и др. Говорили, что Иван подпил порядочно, ходил по улице и покрикивал: я теперь сам хозяин! Так и пристало это к нему, звали его не иначе, как «Иван-хозяин». «Там, у «Ивана-хозяина», или «там, где пашня «Ивана-хозяина» и т.д. У дедушки Ивана-хозяина было зимовьё, там же, где и у нашего отца - в Дылгере, только в самой вершине, около самого леса. Бабушку Иваниху можно было слышать разговаривающей, хотя в зимовье кроме её никого не было. Помню как то я, будучи на своей пашне, подошёл к их зимовью и слышу, бабуля разговаривает. Я ее спрашиваю: «С кем ты разговариваешь?» Она ответила: «С коровами, с кем же я больше буду тут разговаривать». Она всегда так разговаривала: то с коровами, то с телятами. А дед Иван рядом с зимовьём устроил солонцы для овец. В лощинке в нескольких местах он срезал дёрн, а землю посолил. Овцы полюбили эту солёную «закуску». Они с удовольствием её лизали. Я был очевидцем, овцы ходят в косогоре сопки недалеко от зимовья, пасутся на траве. Но вот солнце «надзакать», т.е. скоро скроется за горой, овец надо загонять во двор. Дед не идёт за ними, громко кричит: «Бяш. бяш, бяш!» И овцы, услышав этот знакомый зов, срываются с места пастбища и несутся на солонцы, сломя голову. Они так скакали, что их огромные курдюки хлопали по задницам – овцы тогда были курдючными.

Наши родители

Мой отец Степан Иванович умер накануне Отечественной войны в 1940 году. Похоронен он в городе Балее Читинской области, на городском кладбище. Мать Марфа Васильевна умерла позднее, в 50 х годах, и похоронена на кладбище станции Оловянная. Там она жила у дочери Ольги Степановны.

У моих родителей была большая семья. Восемь детей было. Четыре сына и четыре дочери. Сыновья – Егор, Василий, Василий и Иван. Правда, старший Василий годовым был отдан в дети брату отца Фёдору. И стал наш брат Василий Василием Фёдоровичем. Причём потом, когда Вася стал взрослым, он часто высказывал обиду. Нередко он говорил родной матери: «Неужели вы не могли меня покормить?» Такой вопрос он задавал, когда бывал в нетрезвом состоянии. Дочерей тоже было четыре - Наталья, Паланя, Ольга и Александра. Паланя умерла в детском возрасте. Александра в годы войны выехала с мужем в центр страны и потерялась. Может быть, она погибла и, может быть, вместе с мужем.

Наталье Степановне в 1976 году исполнилось 80 лет. Живёт она на станции Оловянная с сыном и с дочерью. Братья Егор Степанович и Василий Фёдорович, бывшие красные партизаны, в 1937 году были оклеветаны и арестованы органами НКВД. В том же году их расстреляли в Чите. В 1953 году они Читинским судом были оправданы и реабилитированы посмертно. Второй брат Василий Степанович умер в годы войны в Нерчинской тюрьме.

Примечание автора блога: Я попытался в списках репрессированных, опубликованных Мемориалом в интернете, найти информацию о моих двоюродных дедах. Но, увы! Хотя количество Пановых, имеющихся в этих списках, по сегодняшнему разумению переходит всякие мыслимые и немыслимые пределы, я их не обнаружил.

Отец наш, видимо, много работал, когда был молодым, а когда сыновья стали работоспособными, он сам работал мало. Больше руководил. Но когда была уборка урожая, он обязательно трудился. Завел он себе хорошего коня – иноходца, к этому хорошие хомут, цугу, санки лёгкие. Рыжка-иноходец иноходью бегал очень быстро, стремительно и отец иногда на нём бегал в бега на деньги. В бега заколачивались (так говорили тогда) друг с другом два хозяина на своих иноходцах. Договаривались на какое расстояние бежать, на какую сумму. И в установленное время состязались. Бега были, как правило, большим праздником, на него собиралось много народа, даже приезжали из других сёл и районов. Однако отец этим не сильно увлекался.

Отец водку не пил совершенно, но гостей, друзей любил угощать с водкой. Если в такое время в доме не оказывалось водки, то он сердился и ругался. Водку, в небольшом количестве, хранил в подполье дома. Мать наша любила со своими подругами выпить. И вот как-то однажды бутылочка отца опустела, а тут приехали гости. Отец пришёл в ярость, и матери попало. Она часто говорила: «После бани укради, да выпей». Любила она водку до самой смерти.

Гостеприимство у отца было какое-то особое, желанное. Когда мы жили в Хара-Бырке, к нам часто заезжали буряты, иногда и незнакомые. Отец заставлял мать или невесток ставить самовар. Недаром буряты уважали нашего отца. Его везде знали. Помню, я как то ночевал у бурят в юрте далеко от нашего села. Бурятка смотрит на меня и спрашивает: «Хини кубун?" (Чей парень?). Я ответил: «Панов». Она тогда: «Пановый? Степангу? О! Нахомый, нахомый!».

Да отец был добрый, но скуповат для своих. Я никогда не забуду, как я хотел гармошку, у меня слух был хороший. Старший брат Егор уважал отца, и он говорил отцу: «Почему ты, тятя, не купишь парню гармонь?» Отец Егору ничего не ответил, но гармонь не купил. Сам отец любил хорошо одеваться. Зимой он носил хорошую шубу, на ногах чернёные унты. Такие унты тогда были модными. Ну а летом на нём всегда добротные ичиги. Однако ичиги он как-то по-особенному стаптывал. Такие ичиги он чинил, смазывал и вешал в амбаре, а себе шил новые и если кто-нибудь, сын, дочь или невестка скажет: «Тятя, у меня ичиги стали плохие, износились». Он отвечал: «А там, в амбаре, висят хорошие ичиги, снимай и носи».

Что-то я не помню, чтобы наш отец был очень верующим. Не всегда он крестил свой лоб, как это делали другие, выходя из-за стола после принятия пищи. И церковь он посещал очень редко. Наша семья в начале 1923 года переселилась в соседний Оловянинский район, в село Хара-Бырка. Отец захотел приволья. Там действительно земли было много, причём нетронутой, настоящая целина. Район тут был почти бурятский. Сами жители села, выходцы из бурятского сословия, многие по обличью походили на бурят. Сеяли мало, даже утверждали, что земля у них не плодородная. Занимались они, в основном, скотоводством, да и то не особенно.

Слово «хара» в переводе на русский язык означает чёрный. Говорили, что слово «бырка» означает молодец. Если так, то выходит село называлось «Чёрный молодец». Однако, само село, его плохое благоустройство никак не соответствует такому названию. Дома, в основном, невидные, даже без фундаментов. Многие жители к лету загораживали ограду у дома, чтобы скот в жару не лез к избе, а зимой эту ограду сжигали на дрова. Мне очень не хотелось уезжать из Ундино-Поселья. Я был молод, всего 19 лет. В Ундино-Поселье оставались друзья и любимая девушка. Но что я мог сделать, со мной никто не считался.

Вот в этом селе Хара-Бырка мы поженились с Клавдией Яковлевной. В 1924 году я её привёз из Ундино-Поселья. Украл. Здесь у нас в 1925 году родился сын, которого назвали Александром. Здесь и Галя родилась, в 1929 году. Отсюда я был призван в Красную армию. В 1928 году Клава приехала ко мне в город Канск, привезла и Шурика. Так мы стали его звать.

У родителей бабы Клавы, у Якова Лукича и Александры Ивановны Гордеевых, семья была более многочисленной, чем у наших Пановых. Сыновей – четыре а дочерей – шесть. Сыновья - Николай, Тимофей, Алексей и Кирилл. Дочери – Александра, Клавдия, Анна, Ольга Клавдия и Паланя. Кирилл погиб на фронте в 1942 году. Паланя умерла в первый год своего замужества, после первых родов. Николай умер в 1975 году после продолжительной и тяжёлой болезни. Алексей умер скоропостижно в 1974 году.

(Примечание автора блога: удалось обнаружить в опубликованном в интернете списке лиц, участвовавших в событиях на Халхин-Голе, Тимофея Лукича Гордеева. Дядя Тима в тех событиях остался в живых. Я его и прадеда Якова Лукича в детстве видел, когда вместе с родителями и дедом с бабушкой приезжал к ним в гости в Аренду.)

Александра Ивановна - многодетная мать хорошо вела домашнее хозяйство и успевала воспитывать детей. Она была мастерицей пошива шуб и дох. Она была верной подругой жизни Якова Лукича. Умерла Александра Ивановна рано, сильно и долго болела. В 30-х годах её похоронили на кладбище села Аренда, Оловянинского района. Яков Лукич овдовел, когда дети были ещё небольшими. Маленькими остались – Оля, Кирилл и особенно младшая Клава (теперь Первушина). Яков Лукич был грамотным, хотя и не имел большого образования. Умная голова, светлая, говорили о таких людях. В молодости, когда в селе Ундино-Поселье было мало учителей, он некоторое время исполнял обязанности учителя. Учил детей грамоте. Память у Якова Лукича была отменная. В преклонном возрасте он знал наизусть многие старинные поэмы и сказания.

Пановы: Клавдия Яковлевна, Иван Степанович, Степан Иванович и Шурик 1928 год Канск

Лукич был остроумным, весёлым и жизнерадостным. Остроумие его было удивительно выразительное, оно вызывало смех у людей, хотя сам он в это время даже не улыбался. Хозяйство Якова Лукича было такое же, как у нашего отца, середняцкое. В 1929 году Лукич одним из первых вступил в коммуну, которая потом была переименована в колхоз. Многие годы Лукич избирался членом правления колхоза, а когда состарился, работал в колхозе огородником. Он выращивал на колхозном огороде овощи: огурцы, капусту, помидоры, морковь… Колхоз овощи в большом количестве сдавал в армию, и за это получал хорошие доходы.

Да, мало сказать, что Яков Лукич был честным, трудолюбивым, знающим своё дело. Если сказать только это, значит, ничего не сказать. Уважали его не только в селе, но и во всей округе. С огромным вниманием к нему всегда прислушивались колхозники на колхозных собраниях. Они знали, что Лукич пустых слов не скажет. Предложения его всегда были ценными, разумными. Большим авторитетом он пользовался не только среди взрослых, но и среди детей, среди молодёжи. В его присутствии стыдились даже хулиганы. При нём никто ничего не мог совершить недостойного.

Доброта Лукича была исключительная, за свою жизнь он даже воробья не обидел. В семье было много детей, и если мать иногда давала кое-кому из них подзатыльники, то отец Лукич никогда ни к кому не применял телесных наказаний. Применение рук к детям он считал обезьяним методом.

Яков Лукич ни с кем не скандалил. Тех, кто заслуживал, он едко высмеивал и на него за эти острые замечания никто не обижался. Говорили, что Лукич своим авторитетом мог укротить самых заядлых драчунов. Был такой случай – разодрались два парня недалеко от дома Лукича. Собрались мужики, соседи, но разнять «петухов» никак не могли. Тогда кто-то посоветовал позвать Лукича. Поднявшись с постели, он вышел из дома в нательном белье. Как только увидели его драчуны, так их как корова языком слизнула, сразу пустились наутёк.

В годы Отечественной войны Яков Лукич жил у нас в Балее. Мы вместе с ним работали в педагогическом училище, я военруком, а он огородником в огороде училища. Он выращивал для столовой студентов различные овощи. Директор педучилища Павел Трофимович Кривокорытов уважал Лукича. Он как то сказал мне при беседе про Лукича: «Очень умный старикашка». Кривокорытов никогда и ничего не брал со студенческого огорода. Но вот Кривокорытов уехал с Балея. Появился новый директор Калиновский. Этот же почти каждый день приходил на огород с корзинкой, как в собственный, и набирал всего, чего ему хотелось. Якову Лукичу это не понравилось. Он как-то сказал мне коротко: «Вор в роли директора» и в скором времени ушёл с работы.

Да, приятно вспоминать такого хорошего, умного человека. У меня много хороших, понятных воспоминаний и о серьёзности его, о доброте, о шутках, об очень большой любви к своим детям. В 50 лет остался без жены и отдал всего себя детям, их воспитанию.

Таким был Яков Лукич Гордеев. Он умер 29 января 1961 года. Похоронен он на том же кладбище в селе Аренда, Оловянинского района, Читинской области, где похоронена его подруга жизни, Александра Ивановна.

1 ряд: Курепины Галина и Евгений, Панова Клавдия (остальных не помню)
2 ряд: Первушины Сергей и Клавдия, Макарова Нюра (Анна), Гордеев Яков Лукич, ?, Тимофей Яковлевич.
3 ряд: Третий слева - Курепин Шурик, крайний справа – Панов Иван Степанович (еще курил)